Глава госхолдинга на полях Петербургского международного экономического форума рассказал ТАСС о перспективах отечественной геологоразведки и о том, какие в целом задачи ставит перед собой Росгеология.

Росгеология на полях Петербургского международного экономического форума подписала важное соглашение – после переговоров с компанией Schlumberger холдинг фактически приобрел научно-исследовательское судно последнего поколения Western Neptune, которое будет использоваться для геологоразведки – процедуры по передаче судна под российский регистр находятся на завершающей стадии. 

– Ранее сообщалось, что Росгеология ожидает прироста ресурсов и запасов основных видов стратегических полезных ископаемых по завершаемым в 2017 году госконтрактам.  Есть ли прогноз по этим показателям на конец первого полугодия уже?

– Исходя из структуры нашей работы и техзаданий по контрактам, исследования завершаются отчетами, постановкой ресурсов и запасов на баланс решением государственной комиссии. Поэтому фиксировать промежуточные итоги в формате полугода – это не очень корректно. Для того, чтобы подтвердить наши ожидания, мы все-таки должны заверить результаты соответствующим образом и представить их в госкомиссию по запасам. Могу сказать, что работа, действительно, идет даже с некоторым опережением, и по приросту мы ожидаем больший объем, чем это планировалось нашими контрактными обязательствами. В части производственных показателей мы также перевыполняем план. 

– А каковы показатели по приросту запасов углеводородов по итогам I квартала текущего года? 

– Опять же – задачи по показателям ставятся на гораздо более длительный период. Поквартально такие итоги не подводятся. Но если говорить о результатах 2016 года, мы обеспечили прирост ресурсов категории Д1-лок по углеводородному сырью свыше 7 млрд тонн условного топлива, в том числе на континентальном шельфе – 2 млрд тонн условного топлива. Росгеологией за прошлый год произведено свыше 3 тыс. погонных км грави- и магниторазведки, 2,8 тыс. погонных км электроразведки, 4,5 тыс. кв. км сейсморазведочных работ методом МОГТ 3D, 8 тыс. погонных км сейсморазведки методом МОГТ 2D. По морской геофизике выполнено свыше 10 тыс. погонных км грави- и магниторазведочных работ, 32 тыс. погонных км сейсморазведочных исследований 2D, 6 тыс. кв. км сейсморазведочных исследований 3D. Объем проходки по параметрическим и разведочным скважинам превысил 3 тыс. м, обследовано 77 скважин, 24 ликвидировано.

– А есть ли уже прогнозы по этим показателям на 2017 год? Ожидаете ли прирост?

– Ориентиры на 2017 год планово соответствуют показателям 2016 года. Связано это, в том числе, с некоторым сокращением финансирования за счет средств федерального бюджета, оно составило порядка 10%. Но при этом мы, фактически, в полном объеме сохранили полевые работы: объемы и бурения и сейсмики. Поэтому мы ожидаем, что прирост по ресурсам будет аналогичным показателям 2016 года. И это отвечает нашему госзаданию и текущему уровню добычи. То есть, те критерии, которые определены государством – это обеспечение стопроцентного воспроизводства той минерально-сырьевой базы в части углеводородов, которая добывается. Здесь делается комплексная оценка всех ресурсов и запасов, которые ставят на баланс и государство, и компании-недропользователи.

– Вы говорили, что компании не будут сокращать инвестиции в геологоразведку при цене нефти $60 и более за баррель. Сейчас она примерно $50-52 за баррель. Можно ли говорить о том, что рынок постепенно стабилизируется? Каковы ваши прогнозы по объемам инвестиций в геологоразведку?

– Она, действительно, несколько ниже, но я могу сказать, что в целом по рынку мы не наблюдаем критического спада. Более того, все объекты на 2017 год так или иначе законтрактованы, мы видим, что объемы инвестиций несколько выше, чем в 2016 году. То есть, рынок постепенно восстанавливается, он адаптируется к тому ценовому параметру, который сегодня нашел некий баланс. Безусловно, это давит на наши затраты, мы вынуждены искать механизмы, которые позволяли бы нам их оптимизировать. Это влияет на нашу инвестиционную программу, на приобретение нового оборудования. Но в целом могу сказать, что стресс 2014-2015 годов мы прошли достаточно успешно, рынок адаптировался, ушли компании, которые не смогли выдержать конкуренции. Часть из этих компаний интегрировалась в более крупные структуры, рынок нашел определенный баланс. Поэтому мне кажется, что в 2017-2018 годы мы увидим рост по объему геологоразведки, и тот провал в работах, который произошел в 2014-2015, будет компенсирован. Наибольшим спадом характеризовался 2015 год. 

– У нас говорят: "Нет цифры – нет новости". Какие-нибудь прогнозные, целевые показатели по инвестициям в геологоразведку на 2017-2018 назовете?

– Глобально они будут несколько выше, чем, по нашим оценкам, в 2016 году. Рынок будет где-то на уровне 280 млрд рублей по году. Это примерно вписывается в ожидания, предусмотренные и стратегией развития геологической отрасли, и в наши оценки, поскольку один из показателей, на который ориентируются компании в стратегии своего развития – это доля рынка, которая будет нарастать, в том числе и за счет того, что мы постепенно замещаем зарубежные технологии. И я могу сказать, что по итогам 2016-ого года, например, мы этот показатель уже даже несколько перевыполнили. 

– Вы не раскрывали отчетность по итогам 2016 года. Каковы основные показатели компании?

– У нас буквально 29 числа состоялся совет директоров, где мы утвердили отчетность за 2016 год. По всем показателям, которые были предусмотрены в долгосрочной программе развития, мы фиксируем некоторое превышение. Выручка холдинга выросла до 30,3 млрд руб. в сравнении с 26,6 млрд руб. по итогам 2015 года, рост ориентировочно составил 14%. При этом, если говорить о финансовом результате, формируемом путем вычета из чистой прибыли доли меньшинства, приходящейся на неконтролирующих миноритарных акционеров по тем обществам, где доля Росгеологии в уставном капитале меньше 100%, то рост рентабельности в 2016 году был 2,95%, что в сравнении с 2015 годов почти на единицу больше. А, следовательно, рост рентабельности по чистой прибыли составил 48%. Ни одна другая российская компания, которая в нашем сегменте на сегодняшний день работает, таких цифр рентабельности по EBITDA не имеет. И в части инвестиций, в принципе, мы сохраняем их на уровне 4 млрд руб. в год. В основном они связаны с приобретением оборудования, с инвестициями в технологии.

– Небольшое уточнение: на ваш взгляд, соглашение стран ОПЕК и не-ОПЕК  - насколько может повлиять его продление на уровень геологоразведки и инвестиций?

– Безусловно, глобально. С рынка объем инвестиций в отрасль по разным оценкам сократился на $400 млрд. То есть, это, конечно, очень существенный фактор. Закрылось большое количество шельфов. По времени сдвинулась реализация шельфовых проектов, в том числе и на территории Российской Федерации. Поэтому, конечно, соглашение способно поддержать тот баланс, который необходим для сохранения инвестиций ключевых компаний, которые работают в геологоразведочной отрасли. И, на наш взгляд, такой компромисс, который страны ОПЕК и не-ОПЕК нашли, говорит все-таки о взвешенной позиции и неготовности агрессивно обеспечивать или повышать объемы производства, потому что их нужно компенсировать. То есть, резкий спад в последующем может привести к такому же резкому скачку. Это для отрасли тоже не очень хорошо. Поэтому это такой стрессовый сценарий: резкое падение, высокие пики. Все-таки, наверное,
отрасль, которая требует таких больших объемов капиталовложений, ей необходимы определенные гарантии. И они могут быть построены только на устойчивых прогнозах, которые, в свою очередь, возможны, когда все-таки ситуация является более стабильной и предсказуемой. Поэтому, конечно, такого рода соглашения не позволяют рынок правильным образом балансировать.

– От инвестиций компаний к инвестициям Росгеологии. Ранее вы сообщали, что объем инвестиций Росгеологии в 2016 году достиг 5,5 млрд руб. В этом году на каком уровне его утвердили?

– Объем инвестиций по 2017 году составит около 4,5 млрд рублей. Действительно, на прошлый год пришелся такой пик, можно сказать. Почему? Потому что мы интенсивно инвестируем в модернизацию оборудования: сейсморазведочного, бурового. Парк был достаточно изношен. Мы снизили критические пороги по изношенности, довели до среднемирового уровня. По определенным показателям у нас уровень износа оборудования был в районе 70%, на сегодняшний момент - примерно 50%, что соответствует уже уровню крупных мировых компаний. В этом году фокус делается на морскую сейсморазведку. Сегодня у нас состоялись переговоры, в том числе и с компанией Schlumberger, мы пришли к финальным договоренностям по приобретению нового научно-исследовательского судна, которое приобретается с комплексом оборудования и программного обеспечения. Это последнее поколение судов такого класса. 

– А когда вы станете гордым владельцем этого судна?

– По факту, мы им уже стали. Подписано соглашение о приобретении. Сейчас завершаются процедуры по передаче и переводу судна Western Neptune под российский регистр. Соответственно, в ближайшее время мы станем полноценными владельцами судна, и, полагаю, этим летом будем его эксплуатировать на объектах, по которым уже выиграли конкурсы.
 
–  А конкретнее – на каких объектах?

– Например, это и контракты с компанией "Газпром" по выполнению работ в Баренцевом море, где планируется проведение свыше 4 тыс. кв. км сейсмики 3D. Рассчитываем, что данное судно будет выполнять работы. Кроме того, контракт предполагает возможность организации центра обслуживания и ремонта оборудования на территории Российской Федерации.

– И где предполагается создание этого центра?

– У нас уже есть такой центр, он работает на базе "Южморгеологии" в Геленджике, здесь мы осуществляем ремонт, в том числе и сейсморазведочного оборудования. И сейчас ведем работы по наращиванию компетентности. Там есть и конструкторское бюро, которое занимается разработкой спецтехники, в том числе для подводного бурения и проведения подводных работ. И там же будет центр по организации и ремонту Western Neptune.

– Я просто немного удивилась, что разведка будет идти на севере, а центр компетенций вы создаете на юге. 

– Это не связанные между собой вещи. Судно имеет возможность эксплуатироваться в любом регионе мира. То есть, это и Арктика, и Дальний Восток.

– А не было бы удобнее создать что-то в том же Мурманске, например?

– Там есть у нас предприятие, "Севморнефтегеофизика", оно и будет владельцем этого судна, его эксплуатантом. Но я вот могу привести пример компании, бюджетной, она работает  по всему миру, у них центр такого ремонта, обслуживание оборудования находится в Малайзии. Почему? Потому что логистически всегда можно подойти, отремонтировать, разобрать. Исходя из этого, мы смотрим Геленджик. Потому что это круглогодичный порт, это возможность постоянного использования, с точки зрения логистики тут можно выстроить более оптимальную схему в части организации капремонта. У этой локации целый ряд преимуществ. Судно в летнюю навигацию будет работать в северных морях, в зимнюю навигацию оно будет использоваться в южных морях, в том числе это могут быть и страны Юго-Восточной Азии, и Латинской Америки. Исходили из этих соображений.

– Получается, в июне вы уже начнете геологоразведку для "Газпрома" в Баренцевом море, верно?

– Да, это плановый контракт, плановые объемы работ. 

– А есть ли потенциал для работы этого судна в Черном море?

– Да, в Черном море потенциал работы также есть для такого вида судна. Там есть потенциальные лицензионные участки, которые принадлежат, в том числе, группам компаний, например, "Роснефти". Есть СП "Роснефти" с Eni. В этом году, кстати, планируется проведение им бурения, если не ошибаюсь.

–  А вы с ними обсуждали тему геологоразведки? 

– Мы работали, мы не просто обсуждали. "Роснефть" – один из наших ключевых заказчиков. У нас в портфеле общего объема заказов доля "Роснефти" составляет до 30%. То есть, мы выполняем весь комплекс работ – это и 2D, и 3D сейсморазведка сухопутная, и 2D, и 3D сейсморазведка морская, это и инженерные работы под подготовку к бурению. У нас, конечно, сейчас стоят задачи в части организации возможности для проведения бурения на шельфе. Вообще создание холдинга, надо сказать, дало очень высокий эффект синергии. Мы смогли объединить компетенции разных предприятий и предлагать заказчику комплексную услугу. То есть мы приходим и не по частям проводим один или другой виды работ, мы под ключ берем выполнение сложных объектов. И это позволяет оптимизировать время, затраты, организацию работ существенно облегчает. И эффект получили мы, как холдинг, и наши заказчики. Это абсолютно оправдано было с этой точки зрения. 

– Ранее вы сообщали, что рассматриваете возможность выхода на биржевые площадки после 2018 года. Сейчас многие аналитики отмечают удачное "окно" для IPO. Не думаете рассмотреть такую возможность раньше 2018 года? И в целом сохраняете ли такие планы?

– Мы на 100% компания, которая принадлежит государству. Поэтому, конечно, принятие такого решения лежит в плоскости правительства Российской Федерации. Думаю, у нас нет необходимости сейчас ускорять этот процесс, потому что холдинг находится в завершающей стадии формирования, которая должна  завершиться в середине 2018 года. Поэтому мы на эту тему серьезно думаем, но считаем, что IPO на этом этапе не даст тех возможностей, которых бы мы хотели. То есть холдинг по своей стоимости существенно недооценен. А для того чтобы привести ценность наших активов в соответствие с нашими ожиданиями, нужно завершить работу и по консолидации, и интегрировать новые активы, и вывести организационные процессы в холдинге на международные стандарты. По отдельным направлениям это уже сделано, по некоторым еще предстоит. На наш взгляд, горизонт 2020 года и предусмотрен нашей стратегией, и наиболее логичен. 

– Победитель аукциона на Сухой Лог получил лицензию на месторождение. По вашим прогнозам, потребуется ли доразведка месторождения? Если доразведка Сухого Лога необходима, может ли ей заняться Росгеология? 

– Объект большой, там планируется комплекс геологоразведочных работ, это абсолютно точно. У нас есть соответствующее подразделение в Иркутской области, которое работает, в том числе в этих районах и на сопредельных участках. Поэтому, если коллеги посчитают необходимым пригласить нас к участию в проекте, мы будем рады рассмотреть такую возможность, и заинтересованы, конечно, в таких работах. 

–  Но пока никаких переговоров не идет?

– Пока никаких переговоров не было. Я так понимаю, что сейчас идет деятельность, связанная с организацией, оценкой, постановкой работ, их нужно спланировать правильным образом.